Про убийство царской семьи есть очень пронзительный момент в дневниках Троцкого, ну или каких-то его записях мексиканского периода.
Лев Давыдыч там пишет что-то вроде: нет никаких вестей от Сергея, Наташа (жена) сама не своя от неизвестности и т.п.
А Сергея - сына - к тому времени уже арестовали и расстреляли в СССР.
Но тут мысль его делает резкий вираж, и он вдруг, без всякой вроде бы связи с предыдущим, начинает вспоминать, как приехал летом 1918 года в Москву с восточного фронта, как спросил Свердлова - что царь? - расстрелян. - а семья? - тоже.
И дальше он, собственно никак прямо и не связанный с этой казнью, и выступавший за открытый судебный процесс над царем, чтобы самому там быть обвинителем, - начинает оправдываться в том роде, что царь и его семья, мол, стали символом старого строя, что их смерть была неизбежна и проч. и проч.
И то, как у него, почти через двадцать лет, связался в подсознании этот расстрел и судьба его собственного невинного и аполитичного сына, убитого только за то, что он был его сыном, - это по-настоящему сильно и страшно.